Родилась я, когда уже шла война. Кроме меня в семье было четыре сестры и брат. Папа ушел на фронт, и мама осталась с нами одна. Тогда зимы были очень суровые — морозы, вьюги. У нас была русская печь, которая занимала почти половину хаты. В те годы деток рожали много, поэтому и печи ставили очень большие. Если бы не наша печь, может, и не спаслись бы мы в ту лихую годину.
Топили печь кураем — так называли растение перекати-поле. Сгорал он очень быстро, и его требовалось много, чтобы хорошо натопить печь.
Зато, когда накалялись кирпичи, вечером мы все забирались на печь — шестеро детей и мама, места хватало всем. Кирпичи были теплые, в трубе гудела вьюга, и тогда казалось, что все беды отступили, нет войны и что все будет хорошо — так тепло и уютно было на печи.
И лечила нас печь. Если кто-то простужался, мама начинала топить ее с обеда, чтобы погорячее накалить кирпичи. Потом стелила на печь толстый слой овсяной соломы, которую поливала затем горячей водой, стелила сверху дерюгу, укладывала на нее больного и укрывала с головой. Держала до тех пор, пока не пропотеет. Так лечила кашель, ангину, простуды. Две-три процедуры, и недуг снимало как рукой.
В выходные дни мы, дети, уходили за семь километров в соседнее село. Там были балки, где росли дикие груши, дикие яблочки, терн, боярышник, шиповник. Плоды собирали, мама их сушила, и мешки с этой сушкой тоже стояли на печи.
Сушку мама насыпала в чугун, заливала водой и ставила в печь. Когда потом вынимала, шел такой запах!.. А представляете, сколько там было витаминов! Так же парили пшеницу, мяса лет десять мы не видели вообще, не было.
Папа в 1942 году попал под Вязьмой в плен и вернулся в 1948 году. Ему было 39 лет, он пришел инвалидом. В лагере его списали по инвалидности, или, как говорили, «сактировали», отправив домой умирать.
И опять выручила печь. Мама прогревала на ней отца, натирала, поила разными настоями трав, и папа прожил еще 10 лет.
❖ Хорева Валентина Алексеевне, Ставропольский край
